Звон колоколов домашней церкви мелодично плыл, нарушая тишину утреннего покоя, а красивая башенка маленькой белой часовни виднелась над деревьями, окружавшими patio для завтраков, которые всегда проходили без спешки и отличались большим разнообразием блюд, вкатываемых туда на сервировочном столике официантом в белой куртке.
Пройдя под аркой кедра, где буйствовали розовые и винно-красные плети гвоздики, Ванесса с испугом увидела дона, сидевшего у круглого столика под сенью алых и золотистых звездочек тюльпанного дерева. Обычно, еще до того, как Ванесса с Барбарой спускались к завтраку, он уезжал, занятый хлопотами по усадьбе или другими своими многочисленными заботами. Но сегодня, возможно, потому что приближались выходные дни, и ему не хотелось заниматься делами, он в ожидании завтрака, одетый в рубашку винного оттенка с короткими рукавами, держал перед собой газету. Розоватый цвет рубашки, оттенявший смуглую кожу, и блеск белых зубов, обнажившихся в улыбке, которой он приветствовал пришедших девушек, придавали ему неодолимую привлекательность корсара, и Ванесса, сердце которой все еще было полно обиды, не могла в очередной раз не поддаться его обаянию.
Он поднялся ей навстречу и придвинул кованый стул с мягким сиденьем.
— Добрый день, сеньорита. — Он окинул взглядом открытое платье без рукавов травянистого цвета, которое дополняли зеленые босоножки и недорогое ожере лье из раковин, что она позволила Барбаре выбрать для нее накануне. В довершение туалета она чуть подкрасила губы коралловой помадой.
— Вы хорошо сегодня спали? — И с легкой улыбкой добавил: — Hablo castellano!
Пришлось отвечать на его языке, поскольку она и сама понимала, что ей необходимо практиковаться в испанском.
— My bien, gracias, сеньор, — ответила Ванесса и окаменела, почувствовав, как ее коснулась его тяжелая, коричневая от загара рука.
Однако нечаянное прикосновение объяснялось просто — он накрыл ладонью огромного паука, который упал на кружевную скатерть с дерева, раскинувшего над столом свои ветви, и теперь подбирался к Ванессе. Дон подошел к живой изгороди из магнолии и выпустил своего пленника в цветы, похожие на шелковистые граммофончики. А когда вернулся на свое место, в его темных глазах поблескивали озорные огоньки.
— У меня уже входит в привычку спасать вас от разных противных тварей, — заметил он.
— Я привыкла к паукам в Ордазе, — объяснила она. — Любви я к ним не питаю, но при виде их не зову на помощь ближайшее существо мужского пола.
— Конечно, потому, что вы английская девушка и должны держать нос кверху, — насмешливо ответил он и повернулся к сервировочному столику, который стоял между ними. — Вы будете пить кофе с молоком или я могу надеяться на то, что вы оценили пристрастие испанцев к утреннему шоколаду?
Ее первым побуждением было попросить кофе, но под его язвительным взглядом она передумала. «Ну, решайся, — казалось, говорили его глаза, — скажи, что тебе не нравится все испанское, а я особенно — олицетворение жестокости, куртуазности и предрассудков, из которых и состоит испанский характер!»
— Я выпью шоколаду, сеньор, — объявила она и заметила, как дрогнула его верхняя губа, когда он наливал ей в чашку горячий шоколад и в маленький стаканчик — ледяного молока, которые следовало пить попеременными глотками. Он протянул ей чашку, и на нее повеяло ароматом корицы. Она взяла churro — хрустящий оладышек и обмакнула в густой шоколад. И то и другое было очень вкусно, и она рассердилась, обнаружив, что аппетит, оказавшись сильнее принципов, лишил ее возможности отвергнуть то, что и ему так нравилось. Она знала, что дон частенько баловал себя шоколадом с корицей.
Какой противоречивый характер, размышляла она, и ее ноздри трепетали от ароматного пара, поднимавшегося над чашкой. Нашелся ли хоть один человек, которому удалось его понять? Может быть, его красавице матери, которая живет теперь в Сеговии, укрывшись в монастыре от мирской жизни? Или царственной старой леди, донье Мануэле? Может быть, он совсем другой с людьми, которых любит?.. Например, с Лусией Монтес?..
Теперь он поднимал сверкающие крышки с разнообразных блюд, стоявших на столике.
— Предпочитаете рыбу или, может быть, омлет? — расспрашивал он как гостеприимный хозяин дома, и только блеск глаз выдавал, что его забавляет воцарившаяся над столом натянутая атмосфера.
Он приподнял крышку над блюдом с омлетами, и ей пришлось собрать все силы, чтобы обуздать свой аппетит: омлеты лежали аккуратно свернутые и поджаристые до золотистого цвета. От их вида и запаха у нее потекли слюнки, и устоять не удалось.
— Ваш покорный слуга. — Он шутливо взял на себя роль официанта и наполнил ее тарелку вкуснейшим омлетом с грибами и помидорами. Себе он положил такой же, и они синхронно потянулись за солью. Крышечка с серебряного минарета упала, и белые крупинки рассыпались по подносу. — Плохая примета! — воскликнул он и, воспитанный по испанским обычаям и оттого суеверный, быстро бросил три щепотки рассыпавшейся соли через плечо. — Кто оказался таким неуклюжим, сеньорита, вы или я?
Она встретилась взглядом с его проницательными глазами и почему-то поняла, что он слышал, как ночью на балконе она уронила и разбила бокал.
— Вы так нервничаете из-за меня? — поинтересовался дон, беря солонку из ее руки, вонзая вилку в шафрановый холмик макарон. Ловко накрутив их на вилку, он отправил их в рот. Его бровь вопрошающе приподнялась, он жевал и смотрел на Ванессу. — Непонятно, почему вас так нервирует мое присутствие, ведь мы с вами знакомы уже несколько лет.