— Я вам сочувствую, сеньорита, — ответила Мария, — и приветствую на асиенде Riera.
— Gracias, сеньора. — Ванесса вложила свою руку в протянутую к ней узловатую ладонь, но Мария не пожала ее руку, а вместо этого принялась водить ногтем по ладони, изучая ее линии. Спустя несколько напряженных секунд старуха хрипло захихикала:
— Ни Бог, ни дьявол не заставят ее сделать что-нибудь вопреки ее желанию, — прошептала она.
Ванесса почувствовала, как ее бросает то в жар, то в холод. Вежливость не позволяла ей отдернуть руку, но сделать это хотелось ей больше всего на свете. Старая цыганка приготовилась ей открыть какие-то тайны, и теперь дон услышит каждое слово, в то время как Ванессе, с ее знанием испанского, придется выхватывать по слову то здесь, то там, чтобы приблизительно понять их смысл.
Она подняла глаза на невозмутимое лицо дона Рафаэля, который любезно предложил:
— Может быть, хотите, чтобы я перевел вам?
— Нет…
— Я думаю, что все же так будет лучше, — ведь это очень интересно. — Его глаза заблестели от сдерживаемого смеха. — Мария говорит, что в вашем сердце много любви, но добиться ее непросто. Она говорит, это потому, что вы англичанка и, значит, холодны, но только с виду. Линия жизни у вас длинная, но не всегда ровная, она предвещает три события, благодаря которым вы найдете свое счастье. Одно из них, самое главное, уже совсем близко, возможно, оно уже произошло…
Остальное было не так поразительно и, когда, наконец, костлявые пальцы Марии выпустили ее руку, Ванесса отошла в сторону, чувствуя, как у нее дрожат колени. Она не могла просто отмахнуться от всего, что только что случилось. Слепая гадалка, белые стены уединенной асиенды, атмосфера запахов и звуков, царивших здесь, одновременно завораживали и пугали ее. К тому же Ванесса была женщиной и с трепетом относилась ко всему потустороннему и к тому, что сулили ей звезды.
Она поверила Марии! Она знала, что так и будет: любовь, которая ждала своего часа, вырвется на свободу и расцветит ее жизнь своими радостями и тревогами. Все так и будет, это судьба, и взволнованной Ванессе почему-то захотелось скрыть выражение своего лица от насмешливого взгляда этого человека. Она опустилась на колени в траву возле колыбели маленького Леона Рафаэля. Его большие блестящие глаза и розовые десны, которыми он мусолил свои ножки, способны были покорить сердце любой женщины.
— Ах ты, коричневый чертенок! — рассмеялась Ванесса. Малыш выпустил свою ногу, решив, что большой палец на руке будет вкуснее. — Так ты сам себя съешь, плутишка.
— Тебе нравится, когда с тобой разговаривают, хоть ты и не понимаешь ни слова, да, негодник? — Дон Рафаэль протянул руку и погладил черный пух на голове младенца: — С тобой, малыш, разговаривает женщина, и ты всю жизнь будешь делать глазки этим загадочным существам, но понимать их так и не научишься. — Затем с неожиданной силой, которую Ванессе уже доводилось испытать, дон взял ее за плечи и поднял на ноги. — Не стоит стоять на коленях в траве, — сказал он, — там может скрываться какая-нибудь мерзкая тварь.
Ванесса отряхнула на коленях брюки для верховой езды, которые одолжила ей Барбара, и попыталась не обращать внимания на то, что Рафаэль так и не убрал с ее плеча свои властные руки. Как он ласков с ребенком и как суров с женщиной! Возможно, этот человек вообще не питает симпатии к ним, хотя и сознает их притягательность?
— Сеньор идальго, добро пожаловать! — воскликнул чей-то голос. Ванесса подняла глаза и увидела пухленькую молодую женщину, спешившую к ним через двор. На ней была блузка из самодельных кружев, заправленная в черную юбку. В мочках ушей колыхались золотые кольца, а гладко зачесанные волосы открывали улыбающееся лицо, на котором сияли живые темные глаза.
— Добрый день, Пакита. — И, тщательно выговаривая по-английски, дон добавил: — Мы с мисс Кэррол как раз любовались вашим красавчиком сыном. Таким ребенком нужно гордиться.
Пакита ответила дону Рафаэлю красноречивым взглядом. Золотые серьги закачались, и женщина с любовью сжала сына в объятиях.
— Не ешь свой пальчик, милый! — Она со смехом вынула из кармана фартука хрустящий крендель и сунула его в беззубый рот младенца. — Как он быстро растет, а как хорошо кушает! — с гордостью воскликнула она. — Скоро он сможет помогать Рамону на винограднике.
— Как дела на винограднике? — Дон Рафаэль с интересом ждал ответа. — Управляющий моим виноградником обещает рекордный урожай.
— Рамон тоже так считает, сеньор идальго. — Пакита перекрестилась с истинно латинской пылкостью. — Это хорошее лето для нас, разве не так, мамочка? — Она нежно обняла согбенные плечи своей свекрови, которая сонно попыхивала своей трубкой, погрузившись в воспоминания о юности, когда все думы переполняют мечты о будущем.
— Ай, Пакита, на солнце виноград наберет сладость. — Старое сморщенное лицо расплылось в улыбке. — Когда виноград сладкий, в воздухе разливается любовь.
Такие слова можно услышать от очень старого или совсем молодого человека. Поэзия, свойственная только мудрым или невинным, невероятно тронула Ванессу, и она почувствовала, как по ее телу пробежали мурашки, словно от волнения, которое порождает в душе хорошая музыка.
Стоящий рядом с ней дон Рафаэль поговорил по-испански с Пакитой, потом наклонился к Марии и сообщил ей, что они с сеньоритой Кэррол собираются позавтракать в саду.
Она кивнула, сморщившись от солнечного света и своего старческого удовольствия:
— Это здорово. До свидания, сеньор.