Дон Рафаэль проводил ее до следующей галереи, где, очевидно, и находились отведенные ей апартаменты. Женщина в черном ждала на верхней ступени, скрестив на груди руки. Ее темные волосы, блестевшие, как лакированные, были стянуты в узел на затылке и открывали довольно неприветливое лицо.
— Консепсьон проверит, есть ли у вас все необходимое, мисс Кэррол. — Его взгляд задержался на темных кругах — следствии переутомления — под серо-зелеными глазами Ванессы. — Отдыхайте, сколько захочется. Я распоряжусь, чтобы ленч вам принесли в комнату.
— Вы очень добры, сеньор, — искренне поблагодарила Ванесса, почувствовав, что душа этого человека наполнена истинной добротой. Для него нерушимы кодекс чести, и привитое с детства убеждение, что женщины довольно беспомощны, порой капризны, но неизменно нуждаются в мужском руководстве.
— Отдыхайте, спите и не сомневайтесь в том, что те, кого мы любили, никогда не умрут, пока мы помним о них. Прощайте! — Он сжал ее запястье своими длинными пальцами и зашагал прочь по устланному ковром коридору, но не спустился вниз, а вошел в арку. Ванесса догадалась, что он удалился в свои комнаты.
Спальня Ванессы оказалась просторной, с высокими потолками. Резная кровать из красного дерева была украшена высокими стойками в стиле барокко, а изголовье задрапировано парчой.
Осмотрев роскошную ванную комнату, примыкавшую к спальне и благоухающую розовой эссенцией, которую Консепсьон щедро плеснула в ванну, наполнявшуюся горячей водой, Ванесса заверила женщину, что у нее есть решительно все, что нужно, и оказалась, наконец-то, предоставленной самой себе.
Услышав, как закрылась дверь за горничной, она ощутила, как спадает нервное напряжение, не отпускавшее ее вот уже несколько часов. Сбросив рваную одежду, Ванесса наполнила ванну и погрузила измученное тело в плещущуюся ароматную воду. Опустив голову на резиновую подушку, она закрыла глаза и лежала так до тех пор, пока не утихла боль, пусть только в теле, поскольку боль в сердце осталась. И прошло немало времени, прежде чем Ванесса поднялась из розовой, как у устрицы, раковины, утопленной в бледно-зеленые плитки пола, и насухо вытерлась. На зеркальном туалетном столике стояли флаконы и разнообразные коробочки с пудрой и одеколонами. Надушившись одеколоном с цветочным ароматом, она завернулась в мягкий шелковый халат, который приготовила для нее Консепсьон. И тут же обнаружила подходящие тапочки; расчесывая волосы, подумала, не Барбара ли дель Куирос принесла их.
Чувствуя себя освеженной и вернувшейся к цивилизованному образу жизни, Ванесса прошлась по толстому ковру с мозаичным узором приглушенных тонов и оказалась у решетчатого балкона, увитого розами. Она опустилась в кресло, прикрыла стройные ноги халатом и стала следить за ящерицами, гревшимися на солнце на горячих перилах балкона. Если бы не их пульсирующие шеи, они вполне бы сошли за статуэтки, изваянные из жадеита.
Казалось, Ордаз остался за тысячу миль отсюда, но печаль по-прежнему камнем лежала на сердце. Дядя заменил ей отца и мать, которых она лишилась еще в детстве. Добрый, понимающий, с хорошим чувством юмора, он знал, что значит быть настоящим родителем, хотя сам никогда не был женат… Слезы жгли ей глаза, падали с ресниц и скатывались по щекам. И вдруг недалеко от замка, в теплом дремотном воздухе раздался печальный и сладкий перезвон церковных колоколов. Ванесса прислушалась. Солнце мгновенно высушило ее слезы, а сердце смирилось с мыслью: чему быть, того не миновать.
Кофейная плантация не только обеспечивала дядю средствами к существованию. Она была его домом, его собственным миром, она заменяла ему жену, которая так и не появилась в его жизни. Неизвестно, какие убеждения заставили его уклониться от брака, но свое сердце он целиком отдал тщательно ухоженным кофейным кустикам с атласными зелеными листочками, с их неповторимым ароматом, который держался над плантацией днем и ночью; пианино, на котором он любил играть; книгам, которые он с наслаждением перечитывал…
Ванесса вздохнула и разжала пальцы на перилах. Колокольный перезвон умолк, и она вернулась в спальню, опустив за собой жалюзи. Комната погрузилась в полумрак, и только пестрое испанское покрывало горело яркими красками, выделяясь на фоне резного дерева кровати и возвышения, на котором была установлена. Ванесса провела пальцами по тяжелому шелку бахромы, и в ее воображении возникли вдруг образы испанцев, первых жителей замка.
Она представила, какими они были гордыми, утонченными и с презрением смотрели в лицо опасности. Мужчины, гибкие, как пантеры, темпераментные и полные энергии, с детства знающие место, которое женщине положено занимать в их жизненном укладе.
Женщины?..
Ванесса вспомнила белую, как цветок магнолии, кожу Лусии Монтес и ее губы, напоминающие темно-розовый бутон; ее карие глаза, взгляд которых был одновременно таинственным и дерзким. Она, конечно, нравилась мужчинам — само воплощение женственности, от точеной формы ушей до узких ступней маленьких ног с высоким подъемом. Но, несмотря на всю ее женственность, нельзя было отказать ей и в определённом мужестве. Было очевидно, что она предпочитает мужское общество, наслаждается поклонением и восхищением, что, очевидно, рассматривалось испанскими мужчинами как очаровательная покорность их власти над женщиной.
Покусывая мелкими зубками нижнюю губу, Ванесса взглянула в зеркало на туалетном столике, чтобы рассмотреть свои собственные глаза, в которых были видны следы слез и какой-то неясный ей самой протест. Она открутила стеклянную пробку одного из флаконов с духами и поднесла его к носу. Мммм! Исключительный аромат! Именно так должно пахнуть от женщины, которую самый разборчивый мужчина желал бы заключить в свои объятия.